Российский нефтегаз подравняют с Норвегией
Российское правительство продолжает активно упорядочивать работу в Арктике. На днях вице-премьер, полномочный представитель президента в ДФО Юрий Трутнев сообщил, что госкоординатором новых шельфовых проектов в Арктике будет новая компания, а также о том, что законопроект по допуску частных компаний на арктический шельф может быть внесен в правительство в ближайшее время. Вместе с тем пока не совсем понятно, как эта деятельность кабинета министров отразится на реализации нефтегазовых проектов российских компаний в высоких широтах.
Стоит отметить, что в кабинете министров очень долго продолжались дискуссии о том, кто должен занять место ответственного за арктический шельф. Глава Минприроды РФ Дмитрий Кобылкин придерживался мнения, что координатором разработки новых участков на шельфе Арктики может стать «Росгеология». Минвостокразвития, напротив, ратовало за создание новой госкомпании. В конце концов победила именно эта точка зрения. Замглавы Министерства по развитию Востока и Арктики Александр Крутиков отмечал, что задачи у управляющей организации шире «чистой геологоразведки», она должна будет представлять интересы России в переговорах с инвесторами, в том числе с иностранными.
Что же касается идеи допуска частных компаний на шельф, то по этому поводу также было много споров.
В последнее время расширение доступа обсуждалось только в контексте еще не распределенных 10% лицензий.
Сейчас на разработку недр российского арктического шельфа могут претендовать только госкомпании с опытом работы на морских участках минимум 5 лет. «У нас два документа в высокой степени готовности: по доступу компаний на шельф и арктические преференции практически готовы. И еще план Северного морского пути. Я его первый раз развернул, сейчас он сделан. И сделан достаточно прилично. Все слои отдельно выделены, связь, безопасность, транспорт», — рассказал вице-премьер.
Ранее он предлагал допустить к работе на арктическом шельфе РФ иностранные и частные компании по норвежской модели, то есть в консорциуме с госкомпанией-оператором.
Концепция законопроекта Минвостокразвития о расширении доступа частных инвесторов к реализации проектов на Арктическом и Дальневосточном континентальных шельфах как раз и предусматривает учреждение государственной корпорации, которая будет представлять интересы России в консорциуме компаний. Эта структура займется составлением карт участков нераспределенного фонда на шельфе (в настоящее время его запасы составляют 1,1 млрд т нефти и 0,14 трлн куб. м газа или 10% от уже лицензированных шельфовых участков), собирать и анализировать заявки на получение лицензий, утверждать технические проекты разработки месторождений по согласованию с Минприроды и Минэнерго, вести переговоры с инвесторами о создании консорциумов, а также организовывать электронные аукционы и затем вносить в правительство проекты распоряжений о выдаче лицензий выбранным инвесторам.
Инвестор или консорциум инвесторов после предоставления независимой гарантии наличия не менее 30% средств, необходимых на разведку и разработку участка, сможет претендовать максимум на 74,9% в проекте, а оставшиеся 25,1% получит новая госкорпорация.
В связи с этим «НиК» решил узнать экспертную точку зрения относительно того, что из себя представляет норвежская модель работы на шельфе и насколько удачно она может быть имплементирована в условиях российской действительности.
Кандидат экономических наук доцент МГИМО Андрей Криворотов в интервью «НиК» отметил, что норвежцы в начале своей нефтяной эры не имели никакого опыта и технологий добычи нефти и газа на шельфе. Тем не менее они достигли большого успеха в освоении морских месторождений углеводородов благодаря грамотной госполитике.
«Норвежская модель в том виде, в котором она сложилась с начала 70-х годов прошлого века, достаточно комплексная и имеет ряд характерных черт. Одна из них — это создание большой госкомпании, которая получает свою долю в каждой лицензии. Благодаря этому она, с одной стороны, перенимает опыт работы зарубежных компаний, учится ведению этого бизнеса, постепенно создает национальную норвежскую нефтегазовую промышленность, а с другой — обеспечивает участие государства в добыче и получает полагающуюся ей часть прибыли. Однако это не единственная черта норвежской нефтегазовой модели. Помимо этого, в ней присутствует высокая, стабильная и прозрачная система налогообложения. Государство проводит очень большой объем работ по геологическому изучению шельфовых территорий, причем не только в рамках освоения нефтегазовых месторождений. Кроме того, в этой стране делается целенаправленная ставка на формирование национальной промышленности по производству нефтегазового оборудования и оказания нефтесервисных услуг, формирование научно-технической и образовательной базы.
Немаловажный фактор — наличие в Норвегии некоррумпированного чиновничества»,
— отметил эксперт.
Он рассказал, что для работы на норвежском шельфе необходимо проходить государственный предквалификационный отбор, который отсекает компании, заведомо не имеющие научно-технического и финансового потенциала. «На каждый добычной или поисковый блок лицензия обязательно самими норвежцами разбивается на доли и присуждается целой группе компаний. Одна из них становится организатором работы всех остальных и отвечает перед государством, то есть назначается оператором проекта. Данную функцию не обязательно выполняет госкомпания, у оператора может не быть и мажоритарной доли в лицензии. Участники добычи сами подписывают между собой соглашение о совместной деятельности. Норвежская система присуждения лицензий непрозрачная, но поскольку у них чиновничество квалифицированное и неподкупное, скандалов не возникает», — пояснил Криворотов.
Касаясь госкомпаний, он пояснил, что изначально для этих целей в 1972 году была создана норвежская государственная компания Statoil, которая получала минимум 50% во всех выданных лицензиях. «Сначала она участвовала в разработке месторождений просто как младший партнер, но компания постоянно училась и специально выращивалась государством как мощный национальный чемпион, — заметил эксперт. — Она была не единственным игроком, но к 2007 году фактически все крупные норвежские нефтегазовые компании оказались так или иначе слиты воедино под эгидой Statoil, сейчас эта компания называется Equinor. С начала 1990-х она была частично приватизирована, чтобы усилить рыночные начала в ее деятельности».
«Для предотвращения монополизации рынка была также создана другая госкомпания, Petoro, которой частично переданы доли участия Statoil в большинстве лицензий. Petoro не ведет никакой производственной деятельности и на 100% принадлежит государству, фактически ее делами также ведает Equinor. В 2018 году примерно 60% добычи на норвежском шельфе пришлось на госкомпании Equinor и Petoro. Еще 20% — это норвежские „дочки“ крупных мировых компаний, таких как ConocoPhillips, Shell, ExxonMobil, Total, BP. Оставшиеся 20% добычи дали различного рода средние и малые компании — например, польская PGNiG, немецкая Wintershall, австрийская OMV. Таким образом, получается, что государство отвечает за 60% добычи, ведущие мировые корпорации — за 20%, национальные и малые частные компании — еще за 20%», — указал Криворотов.
По его мнению, преимущество норвежской модели освоения шельфа в том, что на каждом месторождении работает группа недропользователей.
«Это позволяет компаниям объединять все лучшие наработки, которые у них есть, а также следить друг за другом для предотвращения перерасхода средств и применения неэффективных технических решений и т. д. При этом возникают объективные условия для передачи опыта от иностранных компаний национальной компании. Сейчас Equinor — лучшая в мире компания по добыче, по крайней мере на холодном шельфе умеренных широт и в Арктике, тем не менее сотрудничество все равно продолжается. Видимо, про эту модель и говорил Ю. П. Трутнев», — считает эксперт.
Он уверен, что норвежский опыт надо воспринимать целостно, как активное и не давящее участие государства во всех звеньях работы нефтегазового комплекса, нацеленное на формирование национального производственного кластера, конкурентоспособного на мировом уровне. Цель этой работы — обеспечить оптимальное распоряжение национальным ресурсным, техническим и интеллектуальным потенциалом на благо всего общества.
При этом Криворотов напомнил, что единственная сфера, в которой норвежский опыт был заимствован Россией, — это распоряжение нефтяными доходами, а именно создание Стабилизационного фонда, который откровенно скопировал на тот момент норвежский Нефтяной фонд.
«Причем это как раз та часть норвежской модели, которая в самой Норвегии вызывает самые большие споры.
Многие считают, что нецелесообразно и неэффективно таким образом выхолащивать национальную экономику, вкладывая деньги в миноритарные пакеты акций, крутящиеся на международных биржах. Самой стране с этого ничего не перепадает. В Норвегии очень много недовольных этой моделью, хотя их нефтяной фонд управляется существенно эффективнее нашего. Там есть обязательная норма рентабельности в 4% годовых, они, как правило, перекрывают эту норму. До 3% от прибыли может перечисляться в бюджет страны для пополнения государственных финансов», — рассказал эксперт.
Стоит отметить, что в российской действительности и эта часть норвежской модели работает совершенно иначе. Согласно последним предложениям Минфина, доля ФНБ в финансировании проекта не должна превышать 20%, сам инвестор должен вложить не менее 20%.
При этом, как ранее сообщалось, правительство не собирается финансировать за счет ФНБ арктические нефтегазовые проекты. Позже стало известно, что и российский бюджет на предстоящий год не собирается на них ракошеливаться.
В частности, издание «Коммерсант» сообщало, что ни один проект НОВАТЭКа не попал в федеральный бюджет на 2020 год, несмотря на неоднократные поручения президента и принятое постановление правительства. В компании напомнили, что эти средства нужны для обеспечения большей части грузооборота по СМП, который, согласно указу президента, должен вырасти до 80 млн т/г к 2024 году.
В связи с этим стоит отметить, что простое копирование частей норвежской модели пока не приносит дивидендов российской нефтегазовой отрасли. И далеко не факт, что при ее большем внедрении она поможет развитию арктических шельфовых проектов, поскольку в квалифицированное и неподкупное российское чиновничество верится с трудом. Пока положительные новости приходят только из российского банковского сектора. В частности, банк ВТБ сообщил о том, что намерен в ближайшие 2 года вдвое увеличить финансирование арктических проектов — до 1 трлн руб.
Автор: Екатерина Вадимова