- Боб, здесь, в Давосе, звучит много призывов обуздать инвестиции в ископаемое топливо. Некоторые хедж-фонды уже пообещали прекратить вкладывать в такие активы. Как, по вашему мнению, это повлияет на будущее отрасли?

- С одной стороны, мир находится в процессе энергоперехода, так как к 2040 году население планеты, вероятно, увеличится еще на 2 млрд чел.

А это значит, что миру понадобится на 30−40% энергии больше, ведь это эквивалентно появлению еще одного Китая и США или еще одной Европы и США.

Так что это серьезный двойной вызов.

С одной стороны, нужно обеспечить энергией растущее население Земли, с другой - сократить выбросы углерода на 50%.

Это сложная задача, и она потребует вовлечения всех сторон, так как миру понадобятся все виды энергии.

Ее не решить просто остановкой добычи какими-то компаниями, потому что придут другие и заполнят пустоту, ведь энергия нужна.

Мы должны работать совместно: и компании, и правительства, и потребители.

И если посмотреть на историю экономики за последние 200 лет, то мы увидим, что без взимания платы изменить потребительское поведение человека невозможно.

Нужно ввести что-то вроде налога на углерод и в равной степени изменить положение вещей.

Это действительно поможет сократить выбросы.

Некоторые люди считают, что вопрос решается легко, нужно просто перейти на возобновляемые источники энергии.

Но они сегодня обеспечивают только 3-4% всей потребности мира в энергии.

Альтернативные источники сегодня не смогут полностью покрыть спрос.

И поскольку мир снова поворачивается спиной к атомной энергетике, к сожалению, мы должны посмотреть на наши подходы к использованию газа и нефти, снижению потребления угля и максимально возможно использовать возобновляемые источники энергии.

Нам нужно то, что называется улавливанием углерода из атмосферы и его последующим хранением.

Такие технологии уже есть, и мы будем много слышать об этом в ближайшие десятилетия.

Но инициатива должна исходить не только от компаний, но и от тех, кто отвечает за госполитику.

- То есть фундаментальных причин для ухудшения спроса на нефть в долгосрочной перспективе вы не видите? Я имею в виду, что люди начнут отказываться от нефти из соображений воздействия на окружающую среду?

- Я думаю, что мы увидим трансформацию.

Использование нефти и угля будет со временем сокращаться.

Безусловно, нефть еще много десятилетий будет использоваться в нефтехимии.

Но в производстве электроэнергии будет происходить постепенное замещение нефти газом и другими источниками энергии.

Таким образом, да, сокращение глобального спроса на нефть будет иметь место в этом столетии.

Где-то оно даже может быть значительным, если какие-то страны введут ограничения на использование двигателей внутреннего сгорания, например для стимулирования спроса на электрокары.

- Как эта трансформация изменит облик отрасли лет, скажем, через десять? Как будет выглядеть идеальная компания, производящая энергоресурсы?

- Энергопереход уже идет, хотя мы еще в течение нескольких лет будем видеть рост выбросов парниковых газов, прежде чем они начнут снижаться.

Нефтегазовые компании будут существовать и через 10 лет, но, думаю, мы по факту уже являемся энергетическими компаниями.

Да, где-то термин «энергетическая» подразумевает электрогенерацию, но я говорю обо всех видах энергии.

В ВР сегодня работают около восьми тысяч человек в сфере возобновляемых источников энергии, ветро- и солнечной энергетики.

Прибыль от таких проектов не так высока, как от нефтяных и газовых, но если существует такое понятие, как идеальная компания, то ей придется инвестировать в новые технологии и проекты в расчете на перспективу.

Недавно Б. Гейтс очень точно сказал по этому поводу - в мире есть 2 типа людей: те, кто отрицает климатическую повестку, и те, кто считает, что это просто решается.

Но ответ на самом деле где-то посередине.

- Говорят, из-за экоактивности нефтяные компании стали для мировой общественности своего рода «плохими парнями» и испытывают реальные трудности с привлечением финансирования…

- Полагаю, что в особенности в Северной Европе, а также на обоих побережьях США нефтегазовые компании сегодня весьма в немилости.

Мы имеем сегодня такое новое явление, как ESG (независимые рейтинги, оценивающие деятельность промышленных компаний по трем факторам воздействия: окружающая среда, социальная сфера и управление - прим. ТАСС), которые, на мой взгляд, очень упрощенно сегодня воспринимаются.

И есть около 130 различных групп, которые устанавливают эти ESG-индексы.

Во многих из них буква E имеет очень большой вес, совсем немного S, и почти совсем нет G.

Но в действительности все 3 фактора должны иметь одинаковую значимость.

Правда в том, что ESG будет оказывать давление на компании, на решения акционеров.

К сожалению, это слишком упрощенно.

Такие компании, как ВР, много делают на самом деле, как и Роснефть, для уменьшения выбросов парниковых газов.

Да, европейские и некоторые американские компании страдают от этого явления.

Но я уверен, что мы справимся с этим и решение будет найдено.

- Как рынок может отреагировать на эти вызовы? Мы все помним времена, когда нефть стоила 100 долл. США/барр. и выше. Они прошли насовсем?

- На данный момент, думаю, это так.

Но если энергопереход будет организован неправильно, то мы сможем столкнуться с нехваткой всех видов энергии, потому что население будет расти, а экономическая активность увеличиваться.

В этом случае мы можем получить более высокие цены на нефть.

За последние 5-7 лет все очень сильно изменилось.

Раньше были 2 нефтяные державы - Россия и Саудовская Аравия, сегодня появилась 3^я - Соединенные Штаты.

- Или даже первая?

- Да, в США самая высокая добыча сегодня.

И это все изменило с точки зрения волатильности цен.

Если где-то возникнут перебои с поставками, американские компании отреагируют на это очень быстро, откроют новые скважины и увеличат добычу.

Таким образом, США создали такой ценовой демпфер.

Это хорошо для всех, цены не будут очень сильно колебаться.

- Боб, вы работаете с Россией более 30 лет. Вы продолжали это делать, даже когда другие распродавали активы и уходили. Почему вы остались? Есть ли какое-то особое знание, которое позволяет иностранцу успешно вести дела в России?

- Я работал с Россией очень долго, еще с 1980^х.

Бывало разное - трудные и радостные периоды.

Но я всегда получал удовольствие от работы.

Я думаю, как и все в жизни, ты должен любить то, что ты делаешь, заниматься этим страстно, проявлять терпение, радоваться общению с людьми и уметь ставить себя на место другого человека.

- Вы еще не забыли русский?

- Владею только чуть-чуть. Я очень плохо говорю по-русски (отвечает по-русски).

- Вы собираетесь покинуть компанию в конце марта. Чем займетесь? Какие планы?

- После марта я продолжу работать с Роснефтью, в совете директоров.

Планирую остаться и в отрасли в каком-то формате.

Возможно, на поприще Международной организации климатической нефтегазовой инициативы (OGCI, штаб-квартира в Лондоне, объединяет крупнейшие энергетические компании - прим. ТАСС).

Буду работать попеременно в Лондоне и США.

И буду очень бережно относиться к своему времени (смеется).

Я проработал в компании 40 лет в режиме «7 дней в неделю».

Думаю, что стоит посвятить немного времени семье и подумать о том, чем я хочу заняться.

Я очень рад, что могу постепенно передавать дела в ВР в руки очень профессионального менеджмента.

- Как в Роснефти отреагировали на ваше решение уйти?

- Реакция была очаровательной. Игорь Иванович [Сечин] спросил: «Почему? Зачем?» Да, в целом были удивлены. Я объяснил команде в Роснефти и другим коллегам тоже, что это хорошее решение, я доволен им и что я останусь в совете директоров.

- Вы решили остаться в совете из-за особенных отношений с руководством Роснефти, с Игорем Сечиным?

- Как вы знаете, в России очень важное значение придается доверию. Нужно много времени, чтобы выстроить доверие, оно у нас есть, и я считаю важным его сохранять.

- Господин Бернард Луни (займет пост СЕО ВР после ухода Дадли - прим. ТАСС) в будущем может войти в совет директоров Роснефти вместо вас?

- Во время осуществления сделки по продаже нашей доли в ТНК-ВР Роснефть попросила о моем участии в работе совета директоров.

Но я не уверен, что это правильно для исполнительного директора западной компании - совмещать 2 эти роли.

Потому что это требует много времени.

Быть CEO, значит, быть постоянно в разъездах.

В составе ВР есть и другие прекрасные люди, которые могут войти в состав совета [вместо меня] в будущем.

- Как сообщалось на днях, финансовый директор ВР Б. Гилвари также собирается в отставку. Это связано как-то с вашим решением? Будет ли команда ВР полностью обновляться?

- Часть команды - определенно.

Что касается Брайана, то он мой очень близкий друг.

Мы вместе работаем более 20 лет. Я думаю, у нас много интересных людей в компании, которые заслуживают роста.

Постепенное обновление - это хорошая традиция в ВР.

- Какие у вас ожидания от нового российского правительства в сфере нефтегазовой отрасли? Что нужно сделать в первую очередь, чтобы предотвратить падение добычи в России?

- Уверен, что будет подобран очень компетентный состав правительства (интервью было записано до назначения нового кабмина - прим. ТАСС).

Также я думаю, что добыча нефти в России сегодня в определенной степени сдерживается соглашением ОПЕК+.

Я бы не стал беспокоиться, что добыча начнет падать.

С другой стороны, в России одна из самых высоких налоговых нагрузок в мире для отрасли.

Я думаю, есть смысл в том, чтобы немного ослабить этот режим, чтобы оставаться конкурентоспособным и чтобы инвестиции в отрасль не снижались.

Но в то же время я бы не хотел раздавать советы российскому правительству.

- То есть первые шаги должны быть в сторону снижения налоговой нагрузки?

- Я думаю, нужно учитывать наличие договоренностей с ОПЕК+, а также, и в особенности, стареющие запасы в Сибири.

Снижение налоговой нагрузки продлит жизнь этим месторождениям.

Мы сможем увидеть это на примере Самотлора и Приобского (крупнейшие зрелые месторождения, разрабатываются в том числе Роснефтью - прим. ТАСС), а также новые проекты, которые трудно разрабатывать в обычных условиях.

Автор: А. Игнатьева